Он стоял у стеночки возле окна, совершенно круглыми глазами озирал залу и слышно бормотал:

— Я материалист! Я материалист! Где у Карла Маркса написано, что нечисть имеет право сражаться за революцию? Нигде это у него не написано! Куда мне деться от этой поповщины и декадентщины? Я материалист! Я материалист!

— Молод еще, — констатировала Анна, — и неотесан. Нет, если кто здесь и комиссар — так это вы, Адольф.

— Мерси за комплимент, — искренне поблагодарил я.

— Не за что.

— Кстати, хотел спросить. А откуда такая политическая сознательность? Насколько мне известно, Темный народ вовсе не интересуется политикой.

— Еще как интересуется! — горячо возразила Анна. — К барыньке нашей года два назад приезжал племянник, студент. Кучу книжек с собой привез. Так вот, когда я по ночам эти книжки вслух сестрам-кикиморам читала, они буквально рыдали! Это же надо, выяснилось, что угнетаемый класс может и должен жить по-другому! Правда, нам мало удалось прочитать. Студент со своей теткой не поладил, и она его прогнала обратно. Пешком, даже денег на дорогу не дала. Он было в лесу заблудился, но ребята-лешие его на верную дорогу вывели…

— Итак, ваш план дальнейших действий? — От смущения я старался казаться важным и деловым.

— По нашим последним сведениям, ставка Черного Барона располагается в городе Ростове. Регулярные части Красной Армии движутся, естественно, на Ростов, прихватывая и освобождая по дороге наиболее крупные города. А мы двинем окольной дорогой. Через мелкие населенные пункты.

— Не хотите вливаться в ряды Красной Армии?

— Очень хотим! Но, боюсь, людям надо сначала привыкнуть к Темному народу. Вот мы поосвобождаем немного поселки, станции и маленькие городишки, пойдет о нас слава, тогда и можно будет попытаться.

— Неплохо, — оценил я.

— Вам нравится? — зарделась Анна. — Я уже и путь наш продумала. Вот: сначала идем на город Волынск, затем на Рогуново, затем перед нами встает Ближне-Камышинск. А потом — степями, степями — и на Ростов, который к тому времени уже наверняка будет в осаде.

— Прекрасный план…

Позади нас что-то загрохотало. Мы с Анной одновременно обернулись. Ближайшая к нам дверь распахнулась, оттуда вывалился Петро Карась — мокрый по пояс, с гирляндой водорослей на шее. За ним гнался, шлепая лапищами по паркету, водяной с топором.

— Я только огурчиков хотел на закусь! — орал, спасаясь бегством, матрос — Я думал, там, в кадушках, огурчики маринованные!

— Я тебе покажу — огурчики! — булькал водяной, размахивая своим оружием. — Руки прочь от нашей флотилии, охальник!

— Значит, так, — проводив взглядом матроса и водяного, резюмировала Анна.^ — Товарищ Огоньков назначается политруком дивизии. Вы, Адольф, командир дивизии. Я ваш помощник. Вы не против?

— Нет.

— А кем будет товарищ матрос Петро Карась?

— Моим ординарцем, — подумав, заявил я.

— Ну хорошо, — согласилась Анна.

Я усмехнулся, ощутив вдруг важность новоприобретенной должности. И гордость за себя самого. Только что был рядовым сотрудником отдела кадров, а теперь — на тебе! Командир дивизии борцов за свободу малых Темных народов! Комдив! Это вам, как говорится, не баран чихнул..

Часть вторая

ДИВИЗИЯ ВЫСТУПАЕТ В ПОЛНОЧЬ

ГЛАВА 1

— Ну? — спросил я.

— Непонятно, — ответила Анна, вглядываясь сквозь бинокль в расстилавшуюся панораму города. — Ни одного флага. Только кое-где дым… Непонятно, какая власть в городе.

— Сходить да проверить, — предложил Карась. Чего гадать? Ежели прямо переть на штурм, можно и по лбу огрести. Очень даже вероятно. У нас ведь дивизия, а не армия. А интересно, какой это город? Непохоже, что уже Ростов. Маленький такой городок… Эй, товарищ братишка Огоньков! Ты географию в своем университете изучал?

— Не Ростов, — высказался у меня из-за спины Огоньков. — До Ростова еще верст… В общем, много еще до Ростова.

— Как вприпрыжку до Китая, — глупо схохмил Карась.

— Волынск? — предположила Анна.

— А черт его знает, — пожал плечами Огоньков, оглянулся на меня и смутился. — Я хотел сказать: вы не в курсе, товарищ Адольф?

Мы стояли на холме. Багровый солнечный шар клонился к земле. Позади, в болотистой ложбине, густо поросшей ивняком, расположилась наша дивизия. Сотня пехотинцев-леших плескались в болотной грязи — выполняли приказ об обязательных ежедневных гигиенических процедурах. Это я приказ отдавал. Воняет от товарищей лесных жителей жутко, и ничем этот запах перебить нельзя. Дубинки поленницей сложены рядом. Отдельно в траве лежит два десятка винтовок. Артиллерия, представленная единственной плохонькой трехдюймовкой, славным пулеметом системы «Максим» и ручными мощными однозарядными рогатками, дислоцирована несколько в отдалении, на соседнем холме. Это на тот случай, если враг неожиданно нагрянет — прикрывать пехоту. Домовые-артиллеристы — немногим менее полсотни, — как всегда, заняты делом: кто-то рыщет в поисках боеприпасов (подходят любые увесистые булыжники), кто-то готовит пищу. Третьи сутки уже питаемся всухомятку, огонь разводить я запретил во избежание обнаружения нас противником. Эскадрон оборотней частично пасется в близлежащем лесочке, частично спит под телегами с кадушками (там хранится наша флотилия в лице русалок и водяных), частично… Это что такое? Дымят самокрутками и в карты режутся, усевшись в кружок?! Надо Петру очередное внушение сделать. Совсем от рук отбился. Развратил всю дивизию: леших похабным песням научил, оборотней и домовых пристрастил к пиву, табаку и дурной привычке к карточной игре. А еще называется — личный ординарец. Как товарищ комиссар Огоньков ни работает над сознательностью наших солдат (ежевечерние лекции, политпросвещение и ликбез), Петро всю его работу сводит на нет. У нас уже и товарищеские суды случались: то пьяные домовые начистили рожу лешему, по причине природной глупости сломавшему одну из рогаток, то кикиморы между собой перессорились и повыдергивали друг другу зеленые волосья, а то сам Карась, так и не оставивший своих попыток поближе познакомиться с русалками, залез в кадушку и чуть не утонул…

Безобразие! А все потому, что нет пока настоящего дела для нас. Встретился по пути какой-то шальной атаман, забредший с казацких степей, потрепали мы его отрядик, отняли вооружение — винтовки и пушку. Даже боя в прямом смысле слова не было. Оборотни повыли, лешие дубинками помахали — и готово. Враг бежит в одних подштанниках, горланит во всю ивановскую: «С нами крестная сила!»

Быстрее своих скакунов бежали.

Эх, жаль, лошадей поймать не удалось. Да и если бы поймали, что мы с ними стали бы делать? Домашняя животина нечистой силы боится. Леших и близко не подпускает, даже домовых с трудом выносит, а уж оборотней… чует за версту и беспокоиться начинает.

А так хочется путешествовать с комфортом! Первые дня два нашего похода я жутко страдал. Темный народ бодрствовать привык по ночам; а в светлое время суток лешие, домовые и оборотни — вялые и хмурые, как неопохмелившийся Петро Карась. Так и шли: днем спим, ночью долгий переход. Да не пеший переход, а для скорости — верхом на оборотнях-волколаках. Попробуйте сами провести несколько часов кряду на спине скачущего во весь дух волка без седла и узды! Я после первой же ночи сидеть не мог и спал исключительно на животе.

И вот теперь этот городок. Первый относительно крупный населенный пункт, встреченный нами за неделю утомительного похода. Что делать? Дождаться ночи, поднять флаги, зажечь факелы и начать штурм? А если в городе Красная Армия, в ряды которой мы стремимся влиться? Кто там ночью будет разбираться — свои или чужие, белые или красные?.. Только междоусобной месиловки нам не хватало. Нет, все-таки сначала нужно оценить обстановку.

Жаль, с разведкой у нас дело не особенно хорошо обстоит. Домовые, конечно, ребята пронырливые, и легко могут выяснить, в каком дому корова недавно отелилась, где гуси жирные и где не очень, чьи куры по два яйца в день несут, а у чьих и одного-то яйца в неделю не выковыряешь, где хозяйка добрая, где стол хлебосольный… Но относительно политической программы городских властей — это вряд ли… Это для них пока сложновато…