— А Белый орден?
— Вряд ли далеко.
Сергей замолчал. Среди рыцарей ордена существовали люди, которые ходили в туман, — о них рассказывали легенды. Какой-то довольно долгой подготовкой и концентрацией воли они превозмогали смертельный ужас Роха и даже сражались с монстрами. Рох, оказывается, нес не только смерть, но, бывало, давал и жизнь. Внутренние железы паукообразных выделяли эмацею — жидкость, обладающую поразительными свойствами и являющуюся панацеей от множества болезней.
Странно это все… Как сон.
— Странно все…
— Конечно, — согласился Харон.
— Да я о другом…
Сергей задумался. Потом наконец сказал:
— Взять хотя бы ваши названия: Шутворт, который погиб первым, Эдинпорт, Нагорт, Рафор — похожи на наши, только английские, названия. А вот Ишим-Мат, Шаридан, Брахма-Гут, Аши-Яд — это что-то восточное…
Харон усмехнулся:
— У кого о чем болит голова… Слова как слова. Все люди везде одинаковы. Помнишь про Вавилон?
Сергей улыбнулся. Харон еще в первые дни после Роха рассказал ему древний миф — дескать, люди решили построить башню высотой до неба, а Бог прогневался за это, и, короче, все заговорили на разных языках. Этим у него объяснялось знание Сергеем местного наречия — вишь ли, языковой барьер существует только в сознании самих людей. Специальный. Для чего-то… Это было тем более странно, ибо Сергей осознал, что он разговаривает не на русском — на каком-то другом, неожиданно знакомом языке, которым владел в совершенстве. После Роха и членистоногих он перестал чему-то удивляться, но здесь его заинтересовало совсем другое: у них была одинаковая история? Он хорошо помнил библейский сюжет о Вавилонском столпотворении…
Харон с усмешкой смотрел на него.
— Ладно, не ломай голову. Твои восточные названия — это горские слова. Давно, до того, как сюда приплыл сам Командор и основал первый город, здесь, в Подгорье, жили горцы.
— Куда же они делись? — Сергей нахмурился. — Их что, всех…
Харон удивился:
— Ты чего такой кровожадный? Они смешались с людьми с материка. Правда, в горах еще и сейчас встречаются независимые и довольно недружелюбные поселения. Там, куда не добрался Рох…
— Все равно странная похожесть. А иные — совсем одинаковые.
Харон не любил зря ломать голову.
— Не вижу ничего странного. У нас похожая история. Может, она еще и общая?
Сергей покрутил головой.
— Вряд ли общая, Харон. Мои так расхваленные тобой способности в бою — не природный талант. Мне здесь легче, потому что здесь меньшая сила тяжести, чувствительно меньшая. И больше кислорода. Отсюда, и только отсюда — реакция и сила. У нас разные миры, Харон, хоть внешне мы и совсем одинаковы.
В воздухе проплыл тихий и очень мелодичный звук, похожий на флейту. Харон обернулся назад.
— Кажется, нас зовут ужинать…
Сергей выглянул из-за валуна. Они сидели на взгорке, а внизу виднелись разбросанные между холмами юрты и временные шалаши стойбища кочевого народа. Там и сям поднимались дымки многочисленных костров, пятнами выделялось развешанное для просушки белье, фыркали и храпели стреноженные, обмахивающиеся хвостами лошади. В воздухе слышались звон посуды, веселый гомон всегда неугомонной детворы, покрикивания озабоченных мам и хозяек… Мирные кочевые племена Ушвары. За холмами поднималась пыль — мужчины гнали скот с пастбищ домой.
Сергей обернулся:
— В Шеоле знают об Ушваре?
— Вряд ли. — Харон нахмурился. — Кто может знать, что в глубине Роха иногда встречаются нетронутые уголки? Никто не может пройти Рох живым.
— Кроме тебя… Сколько тебе лет, Харон?
Новый товарищ улыбнулся:
— Какая разница? Время в Рохе течет по иным законам…
Глава 4
— Я знаю, маркиз хочет сразу после Шаридана везти к себе, в Аш-Тар. По закону после венчания у меня должно быть еще семь дней. Моих семь дней.
— Это не закон, ваше высочество. Это традиция.
— Это важно? Сейчас многие мелочи приобрели статус закона.
— Важно. Но мы настоим на этом. Я не думаю, что после венчания маркиз будет столь щепетилен.
Эния задумалась. Первый советник и вице-канцлер Оле Харм сделал извинительный жест рукой — другая рука у него была занята внушительной стопкой папок и бумаг.
— Простите, ваше высочество. Дела….
И, поклонившись, заспешил к лестнице, к поджидавшему его министру каналов и водной акватории. Илламия взяла сестру под руку.
— Пойдем, Эни. Он сделает все как надо.
— Надеюсь. — Эния вздохнула. — Но я уверена, маркиз будет очень щепетилен.
Они поднялись по лестнице и вышли в боковую галерею — двое гвардейцев стражи на площадке привычно вытянулись, прижав боевые алебарды. Длинный коридор украшали статуи предков и других знаменитостей, тянувшиеся попарно вдоль стены необозримой длины. Другая сторона широкими окнами выглядывала в парк.
Эния остановилась возле незастекленного окна.
— Наверное, все это зря. Нет смысла чего-то добиваться. Никто и никогда еще не победил свой рок…
— Глупости. Мы часто превратно понимаем предсказания. Что было сказано?
Люди испокон веков отличались крайним любопытством — кому не хотелось знать, что его ждет? Многие дворянские семьи специально приглашали к детям странствующих горских старцев-провидцев, они свои непростые, иносказательные слова пророчеств говорили далеко не всем. Но если подобное кому-то суждено было услышать, то это всегда сбывалось. Правда, в большинстве случаев осознавалось уже после… Энии в детстве было предсказание — странное и пугающее… Предсказания почему-то бывали только детям.
— Что я познаю любовь через три жизни и Рох…
— Вот именно — любовь. — Илламия успокаивающе взяла руку сестры в свою. — Любовь, Эни. Это не о маркизе.
Эния отвернулась в сторону.
— Какая разница. Это метафора. Познать Рох — как раз про меня. Где я еще смогу познать гибель, как не у маркиза…
«Или не познать», — подумала она про себя, вспоминая совет старого эдитора.
— Да не помню я толком…
— Темнишь ты, Харон. Только не знаю почему. Я хорошо помню нашу встречу — «Понятно… Еще один». Ты сразу понял, что я не из этого мира. На основе уже имеющейся какой-то базы своих знаний и опыта. Каких?
— Ты как клещ… У вас все такие вредные?
— Нет. Гораздо хуже. Я еще ласточка.
— Я тебе уже все рассказал. Потрошитель.
— Почти ничего. Что знаешь о двоих. Первый был в доисторические времена. Второй… Почти так же.
Сергей уселся на перевернутую корзину у входа в шатер, основательно настраиваясь на обстоятельный разговор. Харон про себя улыбнулся — хитрый Сергей специально перегородил вход. Вот дотошный…
— Доисторические… Языкастый. Не доисторические, а пару сотен лет назад. Еще до Роха. И до меня, ясен огород. А второй — лет десять назад. Мне действительно тебе нечего сказать. Он ушел через туман, и больше я его не видел.
— И не слышал?
— Я только слышал, что он прошел Рох. Туман тогда уже добрался до Юга. Он, может, давно умер.
— Он что, был стар?
— Да нет, вроде тебя, может, моложе. Но тогда были подгорные войны.
Харон вздохнул и склонился над иголкой, стараясь вдеть крепкую нить из конского волоса. Он ремонтировал плетеную уздечку, аккуратно разложив на полу сбрую своего коня. Сергей задумчиво наблюдал за ним.
— Ты один такой, Харон? Или еще кто-то где-то…
Старый воин удивленно поднял голову.
— Ну… Ты как-то говорил, что родился в Рохе. Он прошел над тобой… И у тебя иммунитет. Почему он не тронул тебя?
Старый воин аккуратно воткнул кончик иглы в кожаный переплет, отложил упряжь в сторону и прямо взглянул Сергею в глаза:
— Дорогой мой. Ласточка. Ты знаешь, сколько лет я задаю себе этот вопрос? Рох убил мою мать. Во время родов. И всех близких. И не тронул меня. Знаешь, чем я живу?
Сергей промолчал — вопрос был явно риторический.
— Ненавистью. И надеждой.