— Давай скорее! — закашляв, прохрипел я. — Закругляйся!
Подпрыгнув на месте (этого требовал ритуал), Филимон звонко хлопнул в ладоши.
Мир вокруг меня мгновенно сжался до размеров черной горошины и распался на части. Я словно оказался внутри себя самого, хотя точно знал, что никакого «меня» в этот момент не существует в поглотившей вселенную бесцветной пустоте.
Странное ощущение… Сколько раз его переживал, а всё не могу привыкнуть… Хорошо еще, что недолго здесь находиться…
Бесконечная черная нора, по которой я с чудовищной скоростью мчался, сузилась. А потом произошло нечто неожиданное. Невесть откуда взявшаяся волна сгустившегося до каменной твердости ветра скрутила меня в подобие жгута. От испуга я заорал, но собственного крика, конечно, не услышал…
ГЛАВА 5
— …Так всё было! — под общий хохот закончил свой рассказ украшенный тонкими усиками и бородкой-эспаньолкой бес в широких тренировочных штанах и в кожаной жилетке, распахнутой на груди. — Копытами своими клянусь — точно так всё и было!
Низкие каменные своды, жарко натопленная комната, заваленная под потолок пустыми бутылками, бушующее в жерле печи адское пламя, грешники, поленницей сложенные у стены, дожидаются своей очереди, тоскливо глядя в печь…
Вот я и вернулся домой…
— Не верите?! — всё допытывался усатый (теперь я вспомнил: Франциск его зовут, вот именно — Франциск). — Да по глазам вижу, что не верите! Ну чтоб у меня хвост отвалился, не вру я!
Десяток разнокалиберных бесов, расположившихся вокруг рассказчика, вовсе меня не замечали. Франциск тоже демонстративно смотрел в сторону. Одетые кто во что (нам же униформа не полагается, каждый наряжается в силу собственного воображения и привычек), присутствующие глазели на Франциска, покатываясь со смеху, хлопали друг друга по плечам, прихлебывали испускавший синие огоньки пунш из бронзовых чаш.
«Начинается, — подумал я. — Новое развлечение себе придумали. Не замечают просто, и всё! А это горше всяких насмешек. Пусть бы уж лучше кто-нибудь из них раззявил свою пасть и вякнул что-то вроде: „А вот и Адик явился с задания. Сейчас впечатлениями делиться начнет. Давайте, братва, послушаем о том, как на земле птички поют, листочки шелестят, и луна в речке отражается!“
Но никто ничего подобного не говорил. Меня как бы и не было в этой комнате, а между тем я стоял в самом центре, рядом с Франциском!
— Короче, клиент побледнел, — вытирая ладонью слезы, пискляво давился смехом Франциск, — от страха дрожит и говорит мне: «Я же тебя просил гаишника этого только наказать, чтобы он ко мне не лез больше, а ты что сделал?!» А я ему: «Не знал, что вы, людишки, такие слабенькие! Подумаешь, внутренности заменил клубком ядовитых змей… Безобидная шутка, с чего это он концы отдал?».. Ладно, в договоре как обозначено — подвергнуть наказанию… Ну и всё!
Бесы зашлись в новом приступе хохота. Франциск повернул рогатую башку в мою сторону, но глянул не на меня, а сквозь меня — в жерло гудевшей от жара печки.
От обиды у меня даже голова закружилась! Перед глазами замелькали рожки, усики, эспаньолки, жилеты, фески, пилотки, кожаные куртки и клетчатые рубахи… Пестро одетые бесы слились в одно разноцветное пятно, будто я носом ткнулся в палитру старательного художника.
— А меня один банкир вызвал! — заговорил сухонький вертлявый бес в тельняшке и бескозырке, лихо сдвинутой на левое ухо. — Прямо в подземный бункер, где целый оружейный арсенал и двадцать телохранителей… Говорит: «Конкуренты меня завалить хотят, четыре киллера по пятам ходят… Скажи, уважаемый дьявол, сколько мне жить осталось?» Я ему отвечаю: «Я тебе кто — кукушка в лесу? Это твое желание и есть?» «Ага, это мое желание… То, что меня завалят, я точно знаю — ни один черт не спасет! Хотелось бы точно знать, когда это случится, чтобы дела свои закончить — завещание, счета, недвижимость, то-се…» Договор подписали, я ему: «Хочешь знать точную дату? Пожалуйста — третье февраля сего года, девятнадцать тридцать…» Он: «Ка-ак? Сегодня же как раз третье!.. Половина восьмого без одной минуты…» «То и есть, что без одной минуты», — сказал я ему и взял с полки первый попавшийся автомат… Ну посудите сами, братва, не буду же я бегать по городу, выяснять, кто из киллеров самый крутой и на какой час операция назначена?.. Бесы снова грохнули хохотом. Хоть бы один на меня посмотрел! Смерть как обидно!..
— Гады! — выкрикнул я. — А корпоративная солидарность?! А чувство локтя!
Меня наконец заметили. Франциск внезапно прорезавшимся густым басом проговорил:
— Чувство локтя? — и забормотал какую-то белиберду: — Чувство локтя… чувство локтя… локоть чувствует… локоть чувствуешь?..
Поняв, что издевательство продолжается, я примерился уже врезать копытом паскудному Франциску в морду, но тот вдруг исчез… И исчез как-то странно — не весь сразу, целиком, а по частям, словно растворился: сначала дурацкие усики, потом идиотская бородка, потом рожки… Вместо поганой бесовской физиономии, постепенно утратившей всякие черты и ставшей бесплотной, как рисунок мокрым пальцем на клеенке, проступило вполне человеческое лицо. Округлые щеки, здоровенный лоб; широкий и крепкий, как яблоко, нос… Курчавые темно-русые волосы, в которых ни намека на рожки…
Да это же Гаврила?!
— Ты как здесь оказался? — спросил я. — Договор ведь не был выполнен, да и до естественной кончины тебе еще далековато…
Слова, срывавшиеся с моего языка, за пределами ротовой полости гасли, словно слабенькие огоньки.
* * *
— Чувство… — продолжал по инерции бормотать я. — Локтя… чувство…
— Что он говорит? — грянул надо мной чей-то оглушительный голос.
— Говорит — локоть уже чувствует… — Этот голос я узнал: Гаврила.
Где же я всё-таки? На каком свете?
— Так, отлично! — прогрохотало снова. — Растирай его получше! Скоро все чувства вернутся… И как же всё получилось-то так?..
Чувства и правда возвращались. Но не могу сказать, что я был очень рад этому. Уж лучше вовсе ничего не чувствовать, чем ощущать такую жуткую боль во всем теле! Копыта просто горели огнем — будто кто-то закачал в них пузырящуюся вулканическую лаву… Ноги свело судорогой; руки крючило, словно сучья в костре, под ногтями чесалось; нос почему-то постоянно подергивало, точно я хотел чихнуть и никак не мог на это решиться… поистине невыносимое ощущение!
Я попытался открыть глаза, и это у меня получилось.
Синее небо где-то далеко-далеко наверху… Чуть слышно трепетала листва на ветвях… А потом на меня упала огромная тень, и ничего больше я не видел.
* * *
Впрочем, испугаться не успел. Узнал Гаврилу — это его круглая физиономия закрыла от меня небо.
— Очнулся, — констатировал Гаврила. — А мы-то немного того…
— Перебздели! — веско сформулировал Филимон.
Перевел взгляд на его закопченную рожу и спросил:
— Где я?
— Где-где… — проворчал бес, становясь мрачным. — Там же, где и был. Колдовство не сработало…
Известие это ошеломило меня настолько, что я нашел в себе силы приподняться. Оказалось — лежу всё на той же полянке, откуда меня пытались отправить в контору, в двух шагах от еще дымящегося кострища.
— Как это не сработало?
— Настройки сбились, — пояснил Филимон. — Только не спрашивай меня почему. Сам не могу разобраться… Понимаешь, что это значит?
Я понимал… Если сбились настройки процесса транспортировки бесов в контору и обратно, значит, произошло нечто глобальное… Что-то ужасное… Сверхъестественное… Значит, нарушился сам принцип работы нашей конторы, а принцип этот, как известно, нерушим в веках!.. Ну представьте: просыпаетесь вы поутру, идете умываться, а вода, вместо того чтобы течь из крана вниз, как ей полагается, бурным потоком поднимается к потолку… Высовываетесь вы из окошка и видите красное в синий горошек небо…
— Не может быть! — сказал я. Филимон пожал плечами.
«Как же контора? — подумал я. — Почему нам не сообщили? Что случилось?!»