ГЛАВА 4

— Больно же! Слезьте с меня немедленно!

— Извините. Нечего было постыдно капитулировать. Геринг, конечно, грубиян, но в вашем случае он оказался прав. Трус — вот вы кто.

— Да, я смалодушничал, — радостно заявил нимало не смутившийся Степан Федорович, — зато мы успешно сбежали!

— Ага. Куда? — Что?

— Куда, говорю, сбежали?

Степан Федорович помедлил с ответом, оглядываясь по сторонам. Да, здесь было на что посмотреть. Судя по всему, мы попали в секретную лабораторию прославленного разведчика. С низкого потолка светили забранные в металлический намордник электрические лампочки. Подвальные стены сочились плесенью, под ногами звенел камень. А вокруг на беспорядочно расставленных столах громоздились колбы, колбочки, колбищи, пробирки, штативы, уродливые и неуклюжие перегонные устройства и какие-то вовсе несуразные приборы, опутанные проводами, громоздкие и непонятные. Это было бы похоже на школьный кабинет химии, если бы не понуро свесившие черепа скелеты, то тут, то там прикованные ржавыми цепями к каменным стенам.

— Это, наверное, старинное подземелье, — почему-то шепотом проговорил Степан Федорович, — а Штир… то есть я — его когда-то случайно обнаружил и устроил в нем небольшую лабораторию для личных целей.

— У настоящего шпиона не бывает личных целей, — заметил я, — только общественные. Подземелье? Это что же — мы пролетели три этажа? А то и все четыре… Хорошо, что я бес — хоть с небоскреба падай, не расшибешься.

— Вот и я то же самое, — вставил Степан Федорович. — Врачи так и говорили: штырь в ноге из хирургической стали. Нога больше ни за что не сломается, прыгайте откуда хотите и сколько хотите. А это что?

Я отодвинул ближайший стол — обнаружился пролом в стене, явно недавнего происхождения. Надо же — какой клиент востроглазый! Наверное, сказывается общение со мной. Да и вообще, кажется, он входит во вкус. Все меньше и меньше бьется в ознобе и припадках, совсем прекратил истерики, а уж в наблюдательности обошел меня самого. Отличный шпион из него получится, надо сказать!

— Ага, — глубокомысленно проговорил Степан Федорович. — Пролом. Надо думать, я решил исследовать подземелье дальше и, должно быть, добился в этом деле каких-то результатов…

В подтверждение его слов в проломе что-то зашуршало. Степан Федорович на всякий случай отпрыгнул в сторону и зашарил по карманам в поисках какого-нибудь завалящего вальтера или парабеллума. Я сорвал бейсболку и обнажил рожки, другого оружия у меня при себе не было. Шуршание нарастало.

— Крысы? — тихонько предположил Степан Федорович. — Фу, гадость. Я и раньше-то их не любил, а в свете последних событий вообще не перевариваю. Вдруг они здесь тоже матом ругаются?

Я хотел высказаться в том смысле, что лучше иметь дело с крысами-матерщинницами, чем с… С кем? Гадать нам пришлось недолго. Из пролома, двигаясь на четвереньках, выбрался какой-то оборванный товарищ, внимательно осмотрелся и поднялся на ноги.

— Спокойно… — проговорил я, поддерживая под локоток Степана Федоровича, который снова готов был грохнуться в обморок. — Кто бы это ни был, если он будет выпендриваться, я ему таких навешаю, враз ласты склеит.

— Да, но…

— Сам вижу! — присмотревшись, буркнул я.

Товарищ уверенно двинулся в нашу сторону. Теперь я сильно сомневался в том, что он склеит ласты, даже если на него воздействовать таким весомым аргументом, как, допустим, пятитонный самосвал. Хотя бы потому, что товарищ был уже вполне мертв. Зеленоватого цвета личико с провалившимися глазницами, в глубине которых мерцал пунцовый огонек, оскаленные гнилые зубы, которым уже никакой «Дирол» не поможет, плоть, свисающая лохмотьями с крепких желтых костей. Мертвец! Зомби!

Мы со Степаном Федоровичем прижались к стене недалеко от лестницы, ведущей к дыре в потолке. Не успеем вскарабкаться… Да и чего, спрашивается, такого страшного? Подумаешь, зомби! Мало я их, что ли, на своем веку повидал? Он один, вот если бы десяток-другой, тогда действительно положение можно было бы считать серьезным, а так…

Зомби, сделав пару шагов, угрожающе зарычал, оскалился, протягивая к нам полусгнившие клешни…

— Но-но! — предостерег я. — Спокойнее, нежить! Видал рога? Один удар — две дырки. Два удара — соответственно, четыре. Вентиляции захотел? Стой! Стой, говорю! На месте — раз-два!

— Слушается… — выдохнул Степан Федорович. Зомби действительно остановился. И принялся подозрительно принюхиваться, пощелкивая зубами…

— Что-то ему не нравится, — доложил Степан Федорович. — Нюхает…

— Вы ничего такого не делали?

— Что? Чего не делал? Обижаете, Адольф. У меня язва желудка, а не метеоризм.

— Напра-аво… кругом! — решил я подкрепить свой успех.

— Слушается! Кыш, кыш! Тебе сказали — кругом!

Зомби пошатнулся и круто развернулся к перегонному кубу на столе.

— На исходные позиции шагом ма-арш! Куда? Куда, тупая скотина?!

— Что он делает? — выговорил мой клиент. Зомби добросовестно проинспектировал пробирки и колбы, выбрав одну, побольше, подставил ее под змеевик и покрутил на кубе какую-то ручку. Колба тут же наполнилась маслянистой синеватой жидкостью. Зомби осторожно понюхал колбу, заурчал и неожиданно улыбнулся так широко, что у него отвалилось ухо.

— Спирт! — втянув носом воздух, уверенно определил и Степан Федорович.

Мертвец тоже что-то проскрипел — невнятно, но очень громко.

Предупредительно пошуршав, из пролома выбрался еще один восставший мертвец, а за ним — еще. Через минуту в лаборатории было не протолкнуться. Не обращая на нас никакого внимания, мертвецы похватали со столов колбы и быстро оккупировали все имеющиеся в наличии перегонные устройства. Несколько минут было слышно только жадное хлюпанье, торопливое бульканье и нетерпеливое позвякиванье. Наконец одноухий главарь шарахнул очередную опустошенную колбу о каменный пол, вырвал змеевик из куба, растянул его гармошкой и оглушительно воскликнул:

— Э-э-эх-х!

Тут я забеспокоился. Пора выбираться отсюда. Лучше уж наверх, к фюреру и компании. Никогда не видел мертвецов-алкоголиков и что-то не тянет изучать эту породу. Я не юный натуралист, я — бес оперативный сотрудник!

— Отступаем! — скомандовал я.

— С удовольствием! — откликнулся Степан Федорович.

Но отступить мы не успели. В лаборатории началось такое…

— Пусти меня!

— Руку отдавили!

— Поставьте меня на место!

— Врежьте ему, дорогой Адольф!

— Отдай бейсболку! Отпусти штанину, дурак, джинсы порвешь, а они фирменные!

— Убери грабли!

— Адольф, они толкаются! Врежьте!

— Сами врежьте! Хватит ябедничать, это недостойно штандартенфюрера! Деритесь!

— Я не могу, у меня гипертония и язва, я невоеннообязанный… Больно! Адольф, они меня куда-то тащат!

— Сопротивляйтесь!

— Я не могу!

— Тогда расслабьтесь и попытайтесь получить удовольствие… Ай! Ну, все. , хватит, я сейчас буду зверствовать!

— Зверствуйте, дорогой Адольф, пожалуйста, зверствуйте!

Как я ни брыкался, меня все-таки скрутили, усадили на табуретку и подкатили к столу, на котором тотчас возникла колба, доверху наполненная спиртом. Нерешительно я взял колбу в руки. Страшные, изуродованные разложением хари умильно заухмылялись. Из колбы несло ужасно — устойчивый спиртовой аромат соединялся с выедающим глаза химическим запахом в зубодробительный коктейль. И это пить? Я вообще не пью, а тут…

Одноухий главарь, склонившись к столу, с силой пристукнул кулаком по костлявому колену и что-то гавкнул в мою сторону. Кажется, он спрашивал, уважаю ли я его.

В другом углу уламывали Степана Федоровича.

— У меня язва! — слабо отбрехивался штандартенфюрер. — Язва желудка, понимаете? И гипертония! Мне нельзя! Врачи запрещают категорически!

Но его протесты тонули в общем шуме. Какие-то две полуразложившиеся особы, предположительно женского пола, взгромоздились на стол и затеяли канкан. Скелеты на стенах, зараженные весельем, трещали костями, словно кастаньетами. Зазвенело, рассыпаясь на осколки, хрупкое химическое оборудование. Одноухий, забыв про меня, наяривал на отчаянно скрипевшем змеевике, как на баяне. Под оглушительный визг (Степана Федоровича тройка зомби дружно извлекала из-под стола) у одной из канканирующих отвалилась нога, крутясь, пролетела через всю лабораторию и снесла голову мирно прикорнувшему на табуретке мертвецу. Тот, конечно, обиделся и, приставив на место треснувший в нескольких местах черепок, оторвал у проходящего мимо товарища бедренный сустав, поднатужился и запустил им в танцовщицу. Усопшая дамочка, подпрыгивая на одной ножке, ответила на знак внимания грудной клеткой своей товарки. Снаряд грохнулся на мой стол, разнеся в осколки всю утварь, которую можно было разнести в осколки. Одноухий подпрыгнул, возмущенно взревел и безо всякого предупреждения открыл ожесточенные военные действия против ближайших собутыльников.